Надо было что-то делать. Но никто из нас, оставшихся в Одессе, никто из нас не знал — что конкретно делать-то?
Да, раненых подобрали. Да, тех кто в розыске, отправили на Родину, в Россию. А нам-то чем заняться?
Лично мне заняться было нечем. Я — гражданин России. На территории Украины нахожусь нелегально уже полгода. Попробовать выехать? Считай, что ты в СИЗО. Сидеть дома и ждать? Кого?
Вся движуха в Донбассе. А над Одессой пахнет дымом
Мне б лисицу свою целовать, но ПСы воют и воют.
Я выхожу из дома. Я хочу скататься на Киевский рынок, что подле площади Деревянко. Я не знаю, что и как там будет. Поэтому еду без паспорта. Мне нельзя с паспортом быть. Я гражданин РФ. На самом деле, я гражданин СССР. Я не отказывался от советского гражданства, меня его лишили. Но кому тут в трамвае это объяснишь?
Мы едем на рынок, закупаться едой.
Я и дочка. Да, у меня есть дочка, пусть и названная. Но дочка же. Однажды мне придется надеть бронежилет и упасть на нее. Она очень обижена будет после этого. Бабы, чего уж…
А пока мы едем на рынок.
На рынке вкусно. Вот подчеревок. Вот осьминожки. А вот яблоки моченые. А вот картошечка свежая… Ах, кабы вы знали, что такое рынок в Одессе. Привоз это так, для туристов. Как и бычки. А вот рынки… Зайти без денег голодным и выйти сытым… И попробовать все. Боже мой, боже мой… Шоб я так жил, как тут требуют пробовать. Ой, а это у вас соленые арбузы?
Дребезжит телефон — на вибрации — в кармане.
Внимательно?
Леха, ты в курсе, что упыри ваше консульство атакуют?
???
Приезжай на Гагаринское плато, поверь там много вкусного.
Мы выскакиваем на ближайшей остановке. Вызываем такси. Дожевываем что-то невероятно вкусное. Кажется, какую-то рыбу. Такси приезжает быстро. Едем на станции Фонтана. Да, вот здесь мы били, правосеков… А вот и Аркадия!
Черт! Какая же толпа!
Приехал?
Да!
Лица, лица фотай!
Мы фотаем лица.
Чем отличается одессит от туриста? Одессит никуда не торопится. А смысл?
Мы тоже не торопимся.
Ленивое оцепление милиционеров. Менты предупредительны и вежливы. Они не проверяют документы. Они извиняются. Дебилы.
Мы входим в толпу. Вокруг экзальтация и бешенство. Бандерлоги скачут, мы фотографируем.
Лица.
Мы проходим всю толпу насквозь. От нас пахнет копченой рыбой и немножечко сухим белым. От толпы пахнет потом.
Толпа напялила на себя камуфляжи. Они, типа, такие опасные.
Я ругаюсь вполголоса:
Дебилы, ну берите же штурмом!
Но толпа не собирается брать штурмом консульство России. Толпа собралась попозировать. Поэтому они так охотно подставляют свои морды под мой фотоаппарат. Революционеры, блять, фейсбучные.
Мы забираемся на парапет какой-то высотки. Очень удобная позиция. И щелкаем, щелкаем, щелкаем. Наша задача — фотографировать лица. А чуть позже — сложить фоточки на «яндекс-диск». А дальше хоть трава не расти. Трава не выросла. Об этом мы с дочкой узнаем позже.
А еще позже узнаем о том, что этот весь гей-парад пытался подорвать мужик один.
Мужик горел на Майдане ментом. Второй раз был ранен второго мая. В тело или в душу — без разницы. Как сумел — собрал зарядку, сунул ее в рюкзачок. И пошел взрывать толпу майдаунов у консульства Российской Федерации, что на Гагаринском плато города Одессы. Или мiста…
Взяли его сотрудники СБУ, когда он вышел из машины и пошел в толпу.
Взяли, потому что много рассказывал всем свои друзьям и приятелям о том, к чем он готовится.
А готовился он принести рюкзак со взрывчаткой в толпу и оставить его там. Потом отъехать и позвонить на взрыватель.
Его уже вели сотрудники.
А потом он стал воображать себе. Сощурился такой. И шел, как под танк. Он не понял, что он не в окопе.
Он пошел на амбразуру, но не дошел.
Я не знаю, как его звали, живой ли он и как его зовут.
Он вышел из машины и попер буром.
Его повалили.
Позвонить на взрыватель он, конечно же, не успел.
Повторюсь, я не знаю, что с ним.
Я знаю — где ему поставить памятник.
Доча, помнишь, там в Аркадии на развороте трамваев стояла то ли «пятерка», то ли «копейка»? Вот как только на разворот въезжаешь, по правой стороне?Помнишь, там тачка стояла с распахнутым багажником?
Мы еще мимо прошли и плечами пожали, помнишь?
Это наши? — ты спросила.
Я знаю? — ответил я,
Теперь знаю.
Наш это был, доча, наш.
Пришел умереть.
Не получилось.