ЛЕТО-2014
На следующий день после обстрела ракетами возле здания администрации много людей. Одни приносят цветы и свечи к месту гибели сограждан, стоят, опустив головы. Другие фотографируют пробоину в здании и азартно роются в воронках, отыскивая осколки на сувениры.
* * *
Узкая платформа, зажатая между двумя составами, забита до отказа, а с лестниц надземного перехода все не иссякает поток людей. Поезда отходят с разницей в несколько минут. Один в Москву, другой в Харьков. Груженные, как вьючные ишаки, мужчины, сверяясь с билетами, подталкивают своих домочадцев к нужному вагону. Молодые женщины с грудными детьми на руках нервно ходят туда-сюда, не торопясь окунуться в раскаленное нутро вагонов. Еле передвигающихся стариков ведут под руки.
В спертом воздухе запах накаленных тел, мочи и разнообразных духов вызывает желание перестать дышать. Бледные и уставшие проводники еле управляются с находящимися в панике людьми. В открытые окна передают забытые в спешке вещи.
И провожающие и уезжающие с испугом и жалостью смотрят друг на друга.
— Они же нас всех террористами объявили. Как так можно? — возмущается молодая женщина.
— Было в истории подобное. Испанская инквизиция в середине шестнадцатого столетия приговорила к смертной казни всех жителей Нидерландов как еретиков, — говорит стоящий рядом мужчина, прислушиваясь к звукам близких разрывов.
— И нас тоже приговорили, похоже.
* * *
В некоторых районах города пропал свет. По ночам слышна автоматная стрельба. Один за другим закрываются банки. К еще работающим банкоматам выстраиваются длиннющие очереди.
* * *
Несколько женщин решили, что они поймали наводчика. Мужчина с исцарапанным в кровь бледным лицом дрожащими губами пытается объяснить что-то, но ему не дают и рта раскрыть. Женщины кричат и норовят впиться когтями в лицо. Если бы не подоспевшие ополченцы, его разорвали бы на части.
* * *
На сегодня он выбрал короткий маршрут: сначала зайти полить цветы, потом в доме рядом заглянуть к старому одинокому учителю, узнать, не нужно ли чего, затем спуститься на улицу ниже и накормить кошку, оставленную тетушкой на его попечение.
Взрыв он услышал, когда поднимался на седьмой этаж к кошке. Кубарем он скатился вниз, извиняясь мысленно перед кошкой, что не сможет сегодня накормить ее. На улице один за другим близко слышались взрывы. Его направили в подвал, куда уже торопились жители окрестных домов.
Собравшиеся в подвале люди напряженно переговаривались громким шепотом.
В углу на обитом дерматином топчане молодая женщина кормила грудью ребенка и плакала.
— Чего плачешь, дура! — сердито говорила женщина лет пятидесяти, — смотри, еды на неделю набрали. Отсидимся.
— Неадекватная психическая реакция, — наставительно восклицал мужчина, выставив перед собой поднятый указательный палец.
Кто-то нервно хихикнул.
Маленькая девочка без умолку рыдала, требуя маму.
— Хочешь, я расскажу тебе сказку? — предложил он.
Девочка с интересом посмотрела на него, и, продолжая всхлипывать, кивнула.
Когда он закончил рассказывать сказку, девочка разрыдалась снова. Он начал новую сказку. После третьей сказки возле него собралось около десятка детей. К вечеру он начал хрипеть. Кто-то услужливо дал ему бутылку с водой.
Вскоре он понял, что запас сказок иссякает, а дети просят рассказывать еще и еще. Он начал вспоминать мультфильмы, которые смотрел вместе с сыном. Начал с «Каникул Бонифация». Фокусы показывать он не умел, но, насколько позволяла его комплекция и свободное место, изо всех сил изображал Бонифация, развлекающего детей. Выступление имело успех, и ему аплодировал весь подвал. Затем он пересказал «Самого, самого, самого…», изображая то молодого львенка, то грозного царя зверей. Эти два мультфильма ему пришлось пересказывать снова и снова.
Когда он, окруженный детьми, покидал подвал, одна из женщин придержала его за руку.
— Бонифаций, — сказала она, отдавая кошачий корм, — вы свой пакет забыли.
* * *
В маршрутке женщина на одной ноте рассказывает своей соседке: «Когда сильно стрелять начали, взяла документы, деньги и в подвал собралась спускаться. Потом вспомнила, что клетку с попугаем накрыть забыла. Насыпала еще корма, накрыла клетку и ушла. Не один день в подвале просидели. От каждого взрыва вздрагивали. А когда вышла, бегом в квартиру смотреть, что уцелело. Снаряды свистели так, что, казалось, ничего живого не останется. Смотрю, кругом в домах дырки и горит еще внутри.
Захожу к себе, вроде цело все. И вдруг слышу, снова снаряд летит. В подвал бежать уже поздно. Падаю на пол, голову руками закрываю, вроде поможет это. А взрыва не слышно. Только поднимаюсь, снова снаряд летит, близко так… падаю и молиться начинаю. И снова взрыва не слышно. Только на третий раз поняла, что это попугай мой, Петечка, наслушался за неделю, а теперь и сам как снаряд свистит. Все время пугает меня… как отучить, не знаю».
* * *
Возле дома, попавшего под обстрел, женщина бесстрастным голосом рассказывает ополченцу: «Я еще с улицы увидела, что снаряд в мою квартиру попал. Вбежала к себе… Входная дверь сорвана, гора битого стекла, развороченный буфет, труп отца… А телевизор работает…»
* * *
В старом центре не исчезли свет и вода.
Во дворе женщина развешивает выстиранное белье. Из открытых настежь окон слышен стеклянный звон. В неподвижном знойном воздухе повисает запах чеснока и укропа.
Откуда-то сверху доносится «Una furtiva lagrima» в исполнении Паваротти. Мужской голос подпевает, не попадая в ноты. Этот дуэт перебивает недовольный женский голос.
— Кто так закручивает, кто так закручивает?! Дай сюда! Ничего доверить нельзя!
Женщина во дворе цепляет прищепки на развешенное белье. Вдруг ее рука зависает, она прислушивается и решительно поворачивает голову к открытым окнам.
— Оля! — кричит она с интонациями разносчицы молока. — Это у вас снова огурцы взорвались?
В открытом окне третьего этажа появляется фигура голого по пояс мужчины.
— Что вы так кричите?! У нас ничего не взрывалось. Просто опять обстрел начался.
* * *
На город больно смотреть. Трамваи и троллейбусы не ходят. Вместо них по городу грохочет бронетехника. Всюду оборванные провода, клочья рекламы на билбордах, поросшие травой трамвайные пути, изрытый траками танков и воронками от снарядов асфальт, выбитые стекла, где затянутые пленкой, а где и просто забитые фанерой, разрушенные и сгоревшие дома, закрытые магазины, аптеки и кафе и безжизненные улицы. Отсутствие света, воды и связи, очереди за хлебом и непрерывное баханье где-то рядом тяжелых орудий не внушает оптимизма.
Жизнь теплится только в первой половине дня возле частично уцелевшего рынка, на котором можно купить хоть что-то из еды. К вечеру город вымирает и погружается в темноту.»
Источник информации: https://www.almasdarnews.com/article/category/syria/
Об авторе: Марк Анатольевич (Танкумович) Таращанский родился в 1948 году. Окончил Харьковский институт радиоэлектроники, кандидат технических наук, доцент кафедры прикладной математики Луганского государственного университета имени Владимира Даля. «Город» — первая публикация М. Таращанского.