На мой взгляд, уникальная запись, на которой снято, как ополченка беседует с военнопленными солдатами украинских вооруженных сил и заодно агитирует их на действия, но военнослужащие отвечают на агитацию здравым смыслом – 24 июля 2014 года
Видео взято с американского ресурса Youtube и соответственно признано отвечающим общепринятым международным нормам распространения информации
Так что смотрите, читайте, слушайте — беседа длинная, почти на полчаса
Расшифровка ниже:
Шестеро пленных солдат сидят под флагом Украины, женский голос – читает надпись на флаге: «Белоцерковская Добровольческая армия да еще и против фашизма. А как вас зовут?» – «Меня? Владимир» – А вы откуда родом?» – «Киевская область, город Борисов» – «Борисов… А вас?» – «Руслан… Киевская область, Ракитное» «Тоже Руслан. Я из Тернопольской области» – «А вы?» – «Киевская область. Макаров… Олег» – «А вас?» – голос за кадром: «Александр. Киевская область»
«А, скажите, вы по идейным убеждениям? Вот, например, вы по идейным убеждениям поступили. Вы из нацгвардии или просто военный?» – «Мы были призваны пове5сткой и мобилизированы. По так называемой частичной мобилизации» – «То есть, можно сказать, не добровольно, а под давлением государственного аппарата, правильно я понимаю?» – «По повестке» «Ну да, получается так. Можно сказать, и так» «Нам сказали: учения десять суток. Потом сказали в части: сорок пять суток учений. Усиления границы. Возили по полям, по полям, и…[обманули»
«А вот, когда вы поняли, что обман, вы захотели сдаться в плен, да? Или так просто получилось?» – «Мы поехали домой в отпуск. Нас отпустили на шесть суток и… Так попали» – «Мы не виноваты» – «Ну, если такая ситуация, то, вы знаете, ребятки, честно вам скажу: я очень рада, что вы остались живы, и что вас эта мясорубка не перемолола. Потому что вот так вот простые парни попадают, как кур в ощип… А как вы думаете, на чьей стороне правда сейчас? Кто-нибудь хочет ответить?»
«Я думаю, что всю правду мы не знаем, и никогда не узнаем. У всей этой войны как с одной, так и с другой стороны интересы могут быть политические. То есть с нашей стороны, Украины так называемой, это, как правило, политические, финансовые какие-то интересы. Мы уже вот на сегодняшний день узнали, что есть куча батальонов, которые финансируют непонятные люди, так называемые олигархи наши. То есть во всем этом есть определенный интерес. А мы всего лишь, ну, как сказать, мясо или оружие в руках этих олигархов»
«Ну, ведь человеку, который обладает волей и сознанием, не хочется быть оружием в чьих-то руках?» – «Не хочется. Но вы же знаете, в какой стране мы живем. Вы знаете, как действуют с людьми, которые неугодны или не подчиняются аппарату? Знаете?» – «Да. Знаю» – «Ну, вот, в принципе, какая разница, где убьют: на войне или в том же своем городе?» – «Ну, вот я для себя… такая же проблема передо мной стояла. Я для себя сделала другой выбор. Меня могли бы убить там. Я могла бы сидеть и ждать, пока придут…»
«Мы не сидели, не ждали, но дело в том, что, когда вас призывают,… Было ж тогда…» «Это с марта» «Это с марта, когда не было еще ни военных действий, ничего не было. Это было всего лишь навьего переподготовка. Всё» «10 марта…» «Никто не шел воевать из нас, любой. У всех есть семьи, у всех была работа. Никому это…» «У всех дети» «Война – такого понятия на то время даже не существовало»
«Ну, а я вот приехала добровольно на войну. Взяла оружие в руке против неправильной власти. Я ее считаю неправедной. Потому что, знаете, был такой известный философ, именно в фашистской Германии, испанский. Там, когда генерал Франко тоже фашизм был в Испании. Его зовут Ортега-и-Гассет. Он написал великолепную книгу «Восстание масс». И фашизм он знал вот так вот, как я вас вижу.
Так вот он писал в своей книге, что фашизм приходит к власти через насилие. Все-таки насилие началось на майдане, когда свои в своих стали из-за спины стрелять для того, чтобы взбудоражить людей. И правит через насилие. Я вот сейчас вижу это насилие. Как он правит через насилие. Вот даже на вашем примере. Это ведь насилие над простыми людьми. Это просто заставили…» – «Да» – «Через силу государственного аппарата. Я права?»
«Конечно» – «Ну, а раз это фашизм, то я не хочу жить в фашистской стране. А кто-нибудь из вас хотел бы просто жить тихо-мирно, чтобы его не трогали при этой власти. Кто-то смог бы, а?» – «Да как бы мы смогли жить, если уже трогать начали? Как это может быть, если они просто нами пользуются? Это уже никак не может быть» – «Никак невозможно. Да. А вы?» – «Да, то же самое» – «Мне, вы знаете, больше всего жалко деток. Вот я была в Луганске, и там через батюшку в православной церкви мне сделали запись детских голосов Луганских детей. Разного возраста детки просят: «Дяденька, не убивай меня. Дяденька не стреляй в меня».
Это обращение было предназначено для вот таких, как вы. И я думала передавать его на тех частотах, на которых разговаривают украинские военнослужащие… и через громкоговорители ночью, чтобы до конца дней помнили, куда они пришли и чё делают. Ну, собственно, скорее не для таких, как вы, а для тех, кто добровольно вступил в нацгвардию и тех, кто является убежденным нацистом и членом всяких организаций Правого сектора. Вот…
Ну, а вы… Что касается ваших обстоятельств, то у меня появляется желание просто помочь. Сочувствие к людям, которые оказались вот в такой ситуации. А с вами хорошо обращаются?» – «Да» «Да» – кивают – «Игорь Николаевич очень прекрасно относится особенно к бойцам украинской армии. Особенно к таким, как мы: срочникам или призывным запаса. Он прекрасно понимает. Он офицер самый настоящий, человек слова, он всю жизнь воюет и он, видимо, ценит бойцов.
Потому что, как правило, знаете, изначально даже, я считаю, когда государство какое-то, мы ж не знали, какое это государство, оно призывает куда-то, ну, что-то, мобилизует мужчин… То есть люди пошли, ну, чувство долга, опять же ж угрозы, что посадят за решетку, если откажешься» – «Ну, угрозы, я так понимаю, это когда уже человек начинает понимать, что государство чё-то не то делает» – «Ну да. Когда уже по мере службы нашей это всё уже начало подходить к вот такому этапу, начали задавать вопросы. Нам начали говорить, что если не хотите, бросаете оружие, вами будет заниматься прокуратура» «К нам же ж прокурор приезжал…» «Ну да, в СП приезжали, то есть…»
«Ну, слава богу, нам не пришлось ни людей убивать, ничё. Наша была обязанность только укреплять границы. Мы находились на границе. Ну, помогали пограничникам» – «Ну, это вам где-то даже ооочень крупно повезло. Потому что, когда я была в Луганске, там бойцы рассказывали, что около города Солнцево нашли, не знаю сколько, но очень много трупов молодых мужчин, раздетых. То есть были убиты в бою, а с них сняли военную форму для того, чтобы не было видно, что это военнослужащие украинские, и родственникам объявляют: дезертировали. А люди честно погибли в бою. Для того, чтобы ничего не платить людям. Вот такое вот безобразие творится.
Ну, а кормят нормально?» – «Да» «Хорошо кормят» «Нормально» В столовой еда. Хорошо кормят» – «И есть возможность помыться?» – «Да, конечно» – «А, может, есть какие-то пожелания? Книжку дать почитать…» – дружно – «Есть у нас книги» «Телевизор нам дали. У нас всё… нормально» – «То есть, всё хорошо. А вот вы, возьмете еще раз в руки оружие?» – «Нет» – «Ни на чьей стороне?» – «Нет» – «Понятно. Большое вам спасибо» – «Мы не хотим воевать, вообще не хотим» – Вообще не хотите. Ну, а какие-то планы на будущее?»
«Какое там будущее, если вообще неизвестно, будем ли тут живы» – «Нет, ну, я так понимаю, что пока здесь сила есть, то вы как бы под защитой. То есть вас не расстреляют, не убьют, не отдадут врагам, всё такое. Но, а как-то дальше жить все равно придется. Ну, скажем, два варианта есть: победа и поражение. Я имею в виду того народа, который встал против неправильного государства украинского. В случае победы, например. Как думаете вот. Какие-нибудь жизненные планы есть? Ну, поражение – это понятно. Там будет плохо. А если победят? Может быть, тут остаться? Или все-таки домой будете возвращаться?»
Дружно: «Домой» «Однозначно, только домой» «Дети там» «Жена, дети. Может быть, поменяют» – «А помочь этим людям установить нормальную власть в Киеве?» – «Есть» «Есть» – кивают – «Есть, конечно» «[Это дело нормальной власти. Такое ощущение сейчас, что нормальных людей уже не осталось. Все люди, которые у власти, все так или иначе приходят к тому…» – «Ну, власть – они развращает, в принципе» – «Вот я к чему и говорю, что, мне кажется, что уже не будет… Какая разница, кто придет: с этой стороны, с той – всё равно рано или поздно оно вернется на круги своя, и будет то же самое. Угнетение рабочего народа. Работяг»
«Ну, а вот начались некоторые телодвижения по поводу там национализации достояния Ахметова, Приватбанка Коломойского…» – «Ну, это счас национализируется, потом денационализируется и опять будут определенные…» – «Ага. У вас такое мнение» – «Ну, я… Просто власть – она уже не может сама по себе быть честной» – «Ну, судя по тому, что вроде должна была быть честная власть в последние годы советского Союза и предала, то…»
«Да, она всю жизнь… все правительства Советского Союза… у них были тоже подпольные супермаркеты, когда они трескали в три хари…а быдло, такое, как мы, просто всю жизнь работало на них. Просто это было всё не афишировано. А счас это всё плюс ко всему еще и афишируют» – «Ну, а если вот посмотреть на Китай, например. У них в конституции записано: основная цель существования государства – построение коммунизма» – «А вы не равняйте Китай и нас. В Китае, извините меня, когда правительство не выполнило свои обязательства, их к стенке поставят»
«О, так, может быть, и нам взять это в качестве…образца» – «Нет. Мы не сможем так. Потому что у нас ту же смертную казнь вы введите, они будут уничтожать с помощью смертной казни тех невыгодных себе людей, и всё. У нас менталитет народа такой» – «Я думала, что если народ будет мыслить приблизительно так, как вы, то он сможет проконтролировать власть. Просто надо народу это не то, чтобы разрешить, а народ просто должен взять себе такое право: контролировать власть»
«Правильно. Только стопроцентный контроль над властью должен быть со стороны народа, бедного народа. Ни в коем случае не богатого» – «Совершенно верно. А почему бы вам этим не заняться? В будущем» – «Мне?» – «Да. Именно вам, как простому человеку. Как порядочному человеку. Потому что я вот из разговора с вами…» – «На первом и на втором шаге к такому правлению или управлению мое место будет, знаете где? На кладбище» – улыбается.
«У меня есть автомат. Я буду вас охранять. И, думаю, еще найдутся» – «Я очень сомневаюсь. Вы и десять человек станет «за». А сто человек подкупят, и они и вас, и меня положат» – улыбается – «Ух, какой пессимизм. Ну, просто кошмарный» – «Ну, просто я уже насмотрелся за всю свою жизнь. В той жизни надо только надеяться на свои силы. И то не всегда, потому что тебя могут в затылок еще вот так» «Это правда» – «Есть такое дело»
«Мы как волки живем. С волками жить – по-волчьи выть. Так мы живем. Выгрызаем себе всё, что можем. Кусочек вот это какого-то вот этого счастья, себе которое мы создали дома. У этих олигархов» – «Вот я думаю, именно они и достойны того, чтобы поставить к стенке» – «Ну, вот я о чем и говорю. Да. Они не выполнили свои задачи – сразу же, без разговоров всех…» – показывает рукой жест «уничтожить» – «Но для этого нужно просто всем организоваться. Стать не каждый по отдельности сам за себя борется, а всем…» – «Всем вместе»
«Да. И вот я думаю, пока у вас есть время. Вот вы сейчас все вместе тут имеете свободное время на какой-то период. Почему бы не подружиться, Почему бы не создать команду, которая в будущем займется вот таким контролем и будет расчищать вот эти вот авгиевы конюшни» – «… Чтоб это всё увидели, вот мы увидели это всё, вот сколько нас здесь? Шесть человек. А пойдите пока объясните… Вот я счас объясню это всё в Киевской области. Меня сразу же посадят» «В дурку посадят»
«Как пропагандиста посадят. Потому что в это – никто не поверит. Это надо увидеть. Понимаете? Чтобы в это поверить, это надо увидеть, через это надо пройти. Я через это прошел. Я прошел через украинскую армию, которая нас обманула. То есть, вплоть до того, что форму покупали для подменки за свои деньги. Бронежилеты покупали за свои деньги. Мало того, что покупали, один купил, он не дошел, аппарат украинской армии где-то проглотил, непонятно где, пока… Пока потом «Новой почтой» не доставили лично в руки.
Это прошел. Потом вот прошел плен. Прошел, увидел, что здесь творится. И увидел, что это отличается от того, что нам рассказывают СМИ и руководители. Я через это прошел. Я в это верю. А попробуйте объясните киевскому менеджеру, который сидит на тридцать тысяч зарплаты, пьет кофе и воюет перед телевизором. Объясните ему. Что это правительство плохое…» – «Ну, а может, рабочему?» – «Рабочему завода? Да, тоже не объяснишь, пока он это всё воочию не увидит. Понимаете…»
«Ну, в какой-то мере даже вот это интервью, если оно будет размещено в интернете, может быть, на кого-то повлияет» – «Возможно. Но процент будет очень мал, и я вам скажу почему. Потому что за последние годы тенденция какова. Что с помощью средств массовой информации вам просто обманут» – «Да, я знаю» – «Ну, вот. И получается, что замкнутый круг. Я счас даю правдивое, допустим, интервью или рассказ, люди воспримут это как какое-то сфабрикованное – человек получил за это деньги, сидит и рассказывает.
То есть народ уже никому, ничему не верит, кроме самого себя. И не надеется ни на кого, кроме себя. Каждый сам по себе. Нас так… Это специально сделали, чтобы мы… как бы не объединились. Каждый сам по себе. Каждый сам за себя» – «Ну, вот вы знаете, я вот один человек. И сил у меня в руках не очень много. И я вот пришла к вам именно с той целью, для того, чтобы сделать вот эту запись, и донести до людей вот эту правду»
«Дай бог, чтобы в это кто-то поверил. Я очень сомневаюсь. Тот, кто сыт и более-менее в достатке и спокойствии, кого не коснулась эта война, он никогда нас не поймет, и нам не поверит» – «Ну, мне печально, что вы так вот на это смотрите» – «Нет, ну, как смотрю. Этих людей хотя бы вот, если знаете, посадить и экскурсию провести по городам, никто ж этого не захочет. Это раз. А два, вам не позволят. Потому что это небезопасно. Потому что, когда люди это увидят, тогда будет более всё… правдивее»
«То есть вы считаете, что только своими…» – «Да. А как? Ну, вот лично я и большинство из нас привыкли уже на слово никому не верить. Даже на работу ту же самую приходишь, никому, вот этому договору, который подписываешь, не веришь. Потому что только ты его подписал, через пять секунд уже тебя обманули» – «Ну, да. Я сама вот встречалась с тем, что три месяца отработала…» – «Ну вот вы видите, а таких, как мы… Да нету, не существует, которых не обманывали. Нету»
«А как вы думаете, существуют ли такие, кто никого не обманывает?» – «Ну, есть единицы. Но таких единиц… скажем так, это изгои. Они как белые вороны. Их выживают из коллектива, из общества. Это не приветствуется. Потому что это не способствует накоплению капитала» – «… Понятно, да. Ну, в любом случае, ребята, большое вам спасибо, что согласились со мной поговорить. Я все-таки надеюсь… Вы знаете, что даже если один человек увидит и поверит, это уже будет не зря. Даже…» – «Нас уже шестеро увидело и поверило.» – «Нет, я имею в виду вот эту запись»
«А, эту запись. Мы, дело в том, что когда ехали домой, мы еще вообще… То есть у нас был информационный вакуум, когда мы находились в вооруженных силах. Ни телевидения, ничего практически не было. Ну, у нас информацию со стороны руководства, командования. Потому что мы все гражданские. Мы не военные. Мы гражданские. И мыслим, как гражданские. У командования не было никакой вообще информации.
И когда мы попали сюда, и увидели, нам показали, что, как творится, за что борются эти люди… Это очень сильно в голове всё перевернуло. Изначально думали даже, что с ума сойдем просто. Информационный поток вот этот. Плюс… Ну, вы знаете, как [плен, да… Плюс давление немножко физическое. Немного непривычно, да, обычному обывателю, – смеется. – Ну, а потом это всё начало в голове перевариваться. ..
Я ж говорю: если прийти вот так счас в Киев, домой, начать всё это вот так рассказывать: то, что здесь обычные шахтеры, рабочие борются за свою землю. То, что здесь массово гибнут мирное население… Скажут, что вы, ребята… вы – те же самые террористы, с которым ведется сейчас война. А как с ними надо поступать? Или расстрелять или посадить. Так?» – «Да. Сейчас даже вот у меня подруга живет во Львове, и она сочувствует людям Донбасса, а муж ее сочувствует нацгвардии…»
«Дело в том, что рисовали всю эту картину – о том, что здесь как бы выходцы из России, наемники…» – «Я наемник» – «Нет, ну, я о чем говорю. Рисовалась картинка так. Что здесь спецназ российский, наемники, чеченцы. И вот с ними ведется борьба. Когда вот смотришь, как убивается мирное население и ведется обстрел жилых домов, трупы детей, женщин, то…»
«Ой… Я когда увидела раненного, которого несли в бомбоубежище, в Луганске, на носилках… Боже мой. Это я мирный человек, я первый раз на войне. Я когда это увидела, мне было так тяжело» – «А мы все. Мы все, я ж говорю. Мы все гражданские. Я вообще даже в армии не служил. Я после института, только кафедру военную закончил. И как офицер был призван из запаса.
Ну, и это, кто прослужил срочную службу. Ну, какая срочная служба была в Украине вы знаете. Один год. Это что картошку почистить, генералам дачу построить. Никто из них не воевал, не стрелял. И счас, слава богу, не пришлось никого убивать и воевать. Всё, что мы стреляли, это в учебном центре на полигоне. Слава богу, что… Я, по крайней мере, христианин и рад тому, что не пришлось души человеческие забирать»
«Самое плохое во всей этой ситуации, это что один и тот же украинский народ» – «Один и тот же. Что мы, не понимаем…» – «Ну, там кто-то говорит на украинской мове, а кто-то на российской мове» – «Да какая разница» – «Но это ж один и тот же народ. Это всё украинцы. И никому их украинцев это не нужно. А нужно тем, кто сидит в Вашингтоне. Но вот как убедить людей, что это именно так? Как донести до них вот эту правду?»
«Я о чем и говорю. Одно дело, когда мое слово против средств массовой информации. Когда используется эффект… какого там, двадцать пятого кадра?» – «Да. Говорят уже и двадцать шестого и… Ну, там не только это» – «Я о чем и говорю. Что наше слово против средств массовой информации, это долбится каждый день в мозги. Что там террористы, там убийцы… Это надо только увидеть. Через это надо пройти.
Вот мы четыре месяца уже в этом котле кипим – это у нас уже всё, мы это знаем, это видим. А человек, я считаю, даже если день его провести, показать, он всё равно не поймет. Ему это надо всё пройти самому. Тогда у него только в мозгах это всё усвоится, он поймет это» – «Ясно. Хорошо. Можно будет еще к вам зайти?» – «Конечно» «Пока мы здесь живы» – смеется