Только что из Славянска. Город зализывает дождем и упорным человеческим трудом ночные раны от артобстрела.
В центре, возле одного из разбитых артиллерией домов, увидели Славу Пономарева. Он разговаривал с жителями.
На уроповском блокпосту на Мандрычино, где позавчера хунтари расстреляли же своих однополчан, которые отказались стрелять в народ и добро на расстрел которых дал гнида Кульчикий, отправленный в преисподнюю, стоят молодые пацаны в сланцах, в закатанных по колено камуфляжных брюках и с калашами на груди. С одной и другой полос движения машин стоят поперек дороги два БТРа. Еще по два у обочин дороги и по два с двух сторон прикопаны. Полосы вдоль дорог минированы.
Лениво проверив документы, спрашивают, мол, а что там у вас в Краматорске и что там в Славянске? На мой язвительный ответ: «НЕ ДО-ЖДЕ-ТЕСЬ!!!!!!», печально улыбнулся и захлопнул двери. Глядя на них понимаешь, что они готовы с имитировать бой и сдаться. Полная дезориентация на лицах.
Проезжая наш блокпост на Черевковке, обратили внимание на перфоманс: висящий на троллейбусных проводах Яйценюх и под ним задом наперед чучело в милицейской форме с написью «Аваков пидераст. Смерть пидору», а чуть дальше по ул. Свободы сидящая у обочины Йуля с надписью «Подайте проститутке америкосовской на погребение».
Нам пришлось долго покружиться по Славянску, объезжая баррикады, чтобы попасть в хозяйство моего мужа. Мы везли гуманитарку и гаджеты для наших бойцов.
Приехав, увидели как на окраине Былбасовки разворачиваются четыре хунтовские «ноны», с рыбхоза сообщили, что подошли БТРы. По разведданным наших дозорных на Карачуне, разворачивали пушки.
Все общение с мужем свернулось в программу передачи груза, поцелуя в колючую щеку и перекура под навесом, ибо пошел дождь как из ведра. Я обрадовалась и говорю, что, мол, по дождю стрелять не будут и можно еще посидеть и по кофейку бахнуть. Но прибежал дозорный и сказал, что нам желательно очень быстро покинуть территорию, пока открыта дорога, потому как не ровен час сейчас начнется стрельба (наши сделали упредительный удар) и нас может накрыть обстрелом.
Чмокнув опять колючую щеку, села в нашу «издову лошадь» копейку и понеслась в Краматорск.
Купеческий город Славянск был печален. Билборды подтверждали печаль и горе по погибшим героям за свободу от фашизма. Меня душили слезы. Вспомнилась бесшабашная студенческая молодость, гостиница «Хилтон» (это мы так высоокопарно называли гостишку Керамкомбината), соленка, горячка. О Господи, как давно это было. Выезжая на Семейко, увидела скульптуру — мать, обнимающая свое дитя. И автобусы с детьми, покидающие родной город под плач родителей.
Дальше ехали молча, не проронив и слова. Всякий раз поездка в Славянск бьет по нервам и душе.
Но с каждым разом все больше и больше в душе растет ненависть к хунте. К фашизму и фашистам.
Опять разразился сильный, как из ведра дождь. Славянск омывает себя от пороха и зализывает раны… Скорблю и плачу…